Пластический хирург с именем, известным в России и Европе,Гайк Нерсисян рассказывает о своем профессиональном становлении.

Я хочу рассказать о двух гигантах, которые очень повлияли на меня как на человека и профессионала. Это мой папа и дядя.

Мой отец, Нерсисян Жора Нерсесович, закончил мединститут в Ереване еще во времена Советского Союза и успешно работал детским ортопедом. Он стал достаточно известным в Армении и лечил даже тех детей, от которых другие врачи отказывались. Детей, которых не могли вылечить, скажем, в Москве, привозили к нему. Конечно, гарантий успешного лечения никогда не было, в медицине такого не бывает, но многие сложные случаи, за которые он брался, заканчивались благополучно.  

Надо сказать, что мой папа в юности жил в деревне, и в роду до него не было ни одного интеллигента, ни одного образованного человека, только рабочие и служащие. Фраза, брошенная в его адрес одним из руководителей колхоза, где они жили: «Ты никогда не станешь человеком», – заставила его задуматься. И он решил стать врачом, чтобы доказать прежде всего самому себе, что это не так.

Мечтой моего папы было, если у него будут сыновья, чтобы кто-нибудь продолжил его профессию. Поэтому, как только я родился, за меня уже все было решено.

Отец в основном был занят работой, больше, чем семьей: это участь любого врача, который хочет быть хорошим врачом и хочет быть полезен людям. К сожалению, по-другому не бывает. При этом он был очень строг со мной и моим братом, порой до жестокости. В последние годы, когда я думаю об этом, я понимаю, что это было самым верным. Для меня, школьного хулигана, суровое воспитание оказалось возможностью не сбиться с пути, выбрать нужное направление, хотя соблазнов было много. И сейчас я говорю моему папе только спасибо за это.

Итак, в 1990 году, в 17 лет я приехал в Россию в Тюмень, потому что здесь работал мой дядя, Манук Сеноевич Карапетян. С первого раза я в институт не поступил. Когда я спустя годы работал во второй городской больнице, всегда спрашивал у молодых докторов: «Вы знаете двух известных хирургов, которые поступили в мединститут не с первого раза? Это профессор Лео Бокерия, который сейчас руководит институтом кардиохирургии в Москве, и я». Поступил в итоге в 1992-м, потому что это было для меня принципиально, другую профессию в своей жизни я никогда не рассматривал. 

Когда я учился, мой дядя, который работал в онкодиспансере хирургом-урологом, брал меня с собой на операции, показывал, учил, что делать и как делать. Одно из самых важных умений, которые мне передал мой дядя Манук Сеноевич, – как правильно разговаривать с людьми. Для меня это очень ценно, потому что с годами практики работы с пациентами я все больше понимаю, как это важно, и считаю настоящим искусством умение находить грамотный подход к пациенту, не обидеть, не задеть за живое и, конечно, вместе с ним идти на путь выздоровления.

К сожалению, мой дядя рано ушел из жизни, его не стало четыре года назад, и я не успел вернуть ему все то, что хотел бы, то, что он вложил в меня. Бесценный опыт, который он передал мне, повлиял на становление меня как профессионала, и я всегда буду ему благодарен.

В свое время мой папа пытался еще и окончить аспирантуру. Но, к сожалению, у него не хватало времени на это. Поэтому он мечтал о том, чтобы я стал кандидатом наук. В 2011 году я защитил диссертацию на тему лечения варикозной болезни, написав ее за полтора года, и меня даже выдвинули на правительственную премию.

В 2015 году в проекте «Я доверяю доктору» я набрал самое большое количество хороших отзывов и поздравлений от своих пациентов, которых я когда-то лечил; на телевидении снимали сюжет об этом. Сейчас я занимаюсь в основном пластической хирургией, хотя если выявляю такие случаи сам или ко мне обращаются на общехирургические операции, то я провожу их тоже. 





Что меня мотивирует в моей работе? Результаты. Не знаю, насколько уместно сказать, но, на самом деле, бывало и так, что я ставил диагнозы правильнее, чем более опытные коллеги. Может, это интуиция, а может, знания, к которым я всегда стремился, читал книги, смотрел, как работают другие доктора. 

У меня и сейчас 15–17 поездок в год по учебе, я не стесняюсь и сейчас учиться у более молодых коллег, если понимаю, что что-то у них лучше получается, чем у меня. Стеснения вообще не должно быть. Надо учиться у тех, у кого хорошо получается, независимо от возраста доктора.

Конечно, даже при всем желании что-то получается не идеально. Мои старшие коллеги говорят мне: «Забудь, что, когда ты проработаешь 40 лет, у тебя больше не будет неудач. Но если ты будешь понимать, что ты сможешь справиться с этим, тогда ты победил. Если ты не понимаешь этого, значит, ты уйдешь из медицины». Бывает, порой позовут в операционную: «Ты справишься с таким случаем?» И ты идешь, и когда потом понимаешь, что еще одна жизнь спасена, это такой кайф, такое ощущение, которое трудно передать. Это давало мне больше уверенности в том, что я делаю.

К сожалению, были и проигрыши в борьбе с болезнями. Но, слава богу, побед в разы больше. Я считаю, что это заслуга моих двух гигантов. Хочу, чтобы это знали все, кто знает меня, – что эти два человека во мне, в моем сердце, и я этим очень горжусь.