О личности вне гендера, времени и общественных стереотипов вместе с Марией Давыдовой, главным редактором «Стольника», рассуждает актер Максим Матвеев.
Многие спектакли играются по многу раз, а то и много лет. Что вы делаете, чтобы не потерять ощущение новизны, не превратить профессию в рутину?
Что такое рутина? Это повторяющиеся, машинально выполняемые действия, от которых становится скучно. А когда ты относишься к спектаклю как к игровому пространству, со своими правилами, непредсказуемыми поворотами и реакциями, когда воспринимаешь свое пребывание на сцене как приключение, никакой рутины быть не может. Только ощущения азарта и адреналина.
Станиславский говорил, что роль нужно проживать, а не играть ее. Расскажите о своем герое в спектакле «Кинастон». Что ему удается прожить и что вы для себя извлекли при подготовке к спектаклю?
В первую очередь предложение сыграть в нем зацепило меня задорной, амбициозной задачей прожить несколько ролей в одном персонаже. Кроме того, я всегда был убежден, что актер должен быть толерантен к людям, их слабостям и страстям, и «Кинастон» глубоко раскрывает эту тему. Еще одна интересная грань образа – это возможность по-новому высказаться, представ в образе и мужчины, и женщины. Научить свое тело быть другим – с новыми привычками, манерами, даже энергетическими центрами: ведь у мужчин и женщин они разные. И феномен Эдварда как раз заключался в том, что он в своем мужском теле сочетал две эти разные вселенные. Возможно, такой «универсальностью» и объяснялась невероятная любовь публики к нему. Вспомните звезд 60–70-х годов – Мика Джаггера или Игги Попа. В них была та безудержная, завораживающая, «внегендерная» энергетика, которая влюбляла в них в равной степени и мужчин, и женщин. И вот это мне было очень интересно найти в Кинастоне.
В XVI–XVII веках в России появилось выражение: «Бьет – значит любит». И в тот период наказывать женщину плетью было нормальной историей. А сегодня, наоборот, происходит перекос в сторону матриархата. Как по-вашему, будет ли когда-нибудь найден баланс?
Знаете, мне кажется, что суровый патриархат тех времен можно рассматривать как пережитки религиозных взглядов. Я недавно собирал материал о славянском обществе, изучал мифологию и наткнулся на интересную вещь. Возьмите слово «ведьма» – сегодня оно имеет негативные коннотации, а в те времена это были ведающие матери, которые возглавляли племена еще до появления многочисленных богов солнца, плодородия и т. д. Они были сакральными носительницами знаний о племени, плодородии, наследственности, лечении. А потом мужчины стали более воинственными, изгнали их из племен, и само слово «ведьма» стало отрицательным. Мне кажется, что именно из того времени идет идея укрощения женщины. Что же касается современной тенденции к матриархату, как вы говорите… Я все-таки за гармонию и баланс полов, поэтому хочу надеяться, что гендерные отношения движутся к равноправию.
Все плохое, что с тобой происходит в жизни, – это просто твои собственные страхи, переживания и сомнения в самом себе
В спектакле ваш герой проживает три ипостаси: любимец публики, отвергнутый ею и признанный артист. Как вы считаете, действительно ли в жизни для истинного роста необходима драма?
Я убежден, что ситуации, подобные тем, что случились у Кинастона, люди сами притягивают в свою жизнь собственными страхами. Эдвард очень боялся потерять любовь публики, которая на него обрушилась, – он упивался ею. И вот результат. Но при этом человек получает испытания, с которыми он не сможет не справиться. Поэтому, мне кажется, серьезные драмы – это не просто «наказания», а стимулы, которые вскрывают в тебе новые ресурсы.
В вашей жизни были драматические истории?
Конечно, они у всех есть, просто я о них не рассказываю. Я много размышлял на эту тему в связи со своей благотворительной историей и пришел к мысли: ребенок, чистое, не «замыленное» стереотипами и страхами создание, в одинаковой степени страдает и когда ломается его любимая игрушка, и когда он теряет родителей или серьезно болеет. В этих случаях он испытывает одинаковый ужас. Поэтому нельзя, на мой взгляд, сравнивать людей – кто больше страдает в жизни, а кто меньше, потому что у каждого свое мерило счастий и несчастий.
С другой стороны, когда ты становишься взрослее, то к каким-то своим потерям начинаешь относиться спокойнее…
Если сознательно работать над этим, то да, конечно. Просто кто-то стремится к этому переосмыслению, а кто-то всю жизнь живет с этим «грузом».
В ваших интервью двух–трехлетней давности вы говорили, что находитесь на пути поиска себя настоящего. Сейчас вам 36 – какие качества вам удалось проработать, а какие до сих пор не принимаете?
Пока я не знаю, насколько в принципе возможно проработать себя до конца. Скоро, кстати, выйдет замечательный проект «Провокатор», где я играю специалиста по провокативной психологии. И в процессе подготовки я общался с настоящими психологами. Так вот, они работают над собой постоянно. Уж, казалось бы, они-то должны быть «оснащены» в этом смысле по полной программе, но нет! У каждого психолога есть свой психолог. Вообще, человеческая личность проходит определенные этапы, на которых ты понимаешь: что-то в тебе поменялось. Но я до сих пор, разумеется, постоянно учусь – у самого себя, у других, у супруги, у сына очень многому. И самое главное, над чем стоит работать, – это принятие себя, других и самой жизни. Нужно просто отдаться велению судьбы и понять, что сама наша жизнь не заинтересована в наших страданиях. А все плохое, что с тобой происходит, – это только твои страхи, переживания и сомнения в самом себе.
А что для вас значит семья?
Много чего. Дом, гармония, мое личное пространство, мое государство, где мне спокойно, куда я прихожу за своей силой, стабильностью. Говорят, что мужчина должен стоять на двух ногах, но это относится к человеку вообще, безотносительно к полу. Мы должны себе найти такое пространство и работать над ним – само по себе оно не станет таким стабильным. Но только не надо относиться к этому процессу как к пахоте – это удовольствие.
Задавал ли вам сын вопросы, на которые вы не могли ответить?
Пока нет, но я в этом смысле с ним очень прямолинейный человек. Если он спросит что-то деликатное, я ему прямо отвечу. Все равно ведь сам узнает!
Что в жизни для вас представляет действительную ценность?
Дети, конечно. После нас останутся только они. И они носители биологии нашего генома. Но бог с ними, с терминами: они носители наших мыслей и идей. И, кроме того, они наша абсолютная калька. Часто я вижу в сыне себя: он действует абсолютно по моей модели! А вторая важная вещь – это работа во благо окружающих. Ведь, если проанализировать любую деятельность, она направлена на то, чтобы облегчать друг другу жизнь. И мы существуем для того, чтобы следующим поколениям жилось легче, чем нам.
Когда к каждому спектаклю относишься как к игре, способной завести тебя в непредсказуемые дали, профессия не может превратиться в рутину
Моя коллега, которая на спектакле сидела в третьем ряду, сегодня полдня бегала по офису с восклицаниями: «Какое же у него тело!» Вопрос от нее: сколько времени вы проводите в тренажерном зале?
Шесть дней в неделю. И для меня это большое удовольствие – тренировки отлично очищают мозги и заряжают. Ты выходишь из зала чистый, готовый принять любые обстоятельства. И я убежден, что в таком режиме нет ничего сверхординарного. Просто я отношусь к телу как к храму, который нам дан природой, мамой и папой, и над ним надо работать. Говорят же: когда в доме порядок, и в душе порядок. Я люблю, чтобы все было на своих местах – и дома, и в теле. Мне просто нравится его контролировать, понимать, что я могу с ним сделать разные вещи. Ведь тело – это и один из инструментов моей профессии. А кроме того, когда ты работаешь над телом, то работаешь над энергией. И если ты энергетически наполнен, понимаешь, что в тебе происходит и почему, все проблемы решаются сами и обстоятельства жизни приобретают другой оттенок.